"....Режиссер застает Сольнеса в период, когда жизнь — уже давно подобие жизни. А «матрица» — спасение, хотя и временное, как доза морфия. Потому-то «делом жизни» мастера становится поиск этой «дозы». Огненноволосая гостья стала «деталью», хоть ненадолго объединившей супругов в их эскапистских стремлениях. Она стала личной радостью каждого из них: для фру Сольнес — любимой, будто уцелевшей в пожаре игрушкой, для Мастера — путеводной нитью в матрицу.
Алина, как дитя, радуется присланной в подарок «рыжей куколке», ластится к ней, как котенок..."
«Город солнца». По пьесе Г. Ибсена «Строитель Сольнес».
Молодой театр (Киев).
Режиссер Андрей Белоус, художник Борис Орлов.
«Строитель Сольнес», как принято считать, вещь для театра не то неподъемная, не то непонятная — по крайней мере, постановок этой пьесы (в отличие от «Гедды Габлер» или «Кукольного дома», положим) по пальцам пересчитать (Театр «На Литейном», Театр им. Вл. Маяковского, пара студенческих спектаклей), что однако не упрощает задач режиссера, решившего взяться за этот материал. Хотя поиски «подходящей формы» при обращении к «Сольнесу» не исключают превращения ибсеновской драматургии ни в мелодраматическую историю о любви на закате лет, ни даже в «фантастическую мелодраму», как это обозначено в афише спектакля «Город солнца», поставленного по мотивам вышеупомянутой пьесы в киевском Молодом театре.
Постановка стала для Андрея Белоуса прежде всего поводом к поиску «новых форм». Если в оригинальной версии «Сольнес» начинается с довольно объемной ремарки, подробно описывающей обстановку рабочей комнаты в доме мастера и ее «обитателей», с головой погруженных в работу, то в спектакле Молодого театра не остается ни служебной комнатки, ни привычного скандинавского домика: Белоус переносит действие в будущее, где миром правят технологии и искусственный интеллект, превращает уютный домик мастера и его жены в навороченную космическую лабораторию. «Оборудует» ее художник Борис Орлов: яркие лампы, висящие в воздухе, сложные металлические приборы и конусообразной формы, с различными ремнями и рычажками внутри «машина времени», доставляющая в некий Город солнца, подобный одноименному, описанному когда-то итальянским философом Томмазо Кампанеллой. Искусственно созданная среда обитания с абсолютным отсутствием тепла и чувства времени — как мертвенно-бледный мир героев рассказа Бредбери «Все лето в один день», где нет солнечного света, вместо него — светильники и холодные звезды (цветовое и световое оформление, надо сказать, очень схоже с еще одной «космической» постановкой Молодого театра — «Эпос хищника» режиссера Андрея Попова). И пока ничто не вторгается в привычную среду, «Система работает в штатном режиме», — вещает в динамик голос робота.
Д. Суржиков (Сольнес).
Фото — А. Мантач.
Эта «машина времени» работает по принципу матрицы, она позволяет человеку оказаться в параллельной реальности, «…месте, где сбываются все мечты, месте без боли и сожаления, месте, где никто не умирает, где люди всегда будут счастливы», как раз от разу напоминает безжизненный электронный голос. Эта реальность и есть идеальный Город солнца.
И хотя Белоус, начиная с работы над текстом (перетасованы некоторые сцены и диалоги героев, что, впрочем, не нарушает логики повествования) и заканчивая визуальным решением, уходит от «классической» трактовки, проблематика героя, обозначенная самим Ибсеном, остается нетронутой: главного персонажа волнует только одно — тот самый возвышенный идеал — возмездие («Юность — это возмездие!»).
Идущий по жизни довольно легко, пресыщенный успехом и, по большому счету, равнодушный ко всему и всем, он боится только одного — «счета» (в данном переводе юность — не возмездие, но «счет»: как счет в ресторане или банке). Им движет чувство страха: страха расплаты за свой успех. Расплаты непременно от юности, которая придет и уничтожит его. Мастер усиленно окружает себя ею (Кая, Рагнар, Хильда), верно, руководствуясь принципом «держи врага своего еще ближе».
Белоус с интересом лаборанта исследует происходящее с героем, неспособным смириться с утратой призвания и преодолеть этот самый страх. Режиссер застает Сольнеса в период глубокого личностного кризиса, когда жизнь — уже давно подобие жизни. А «матрица» — спасение, хотя и временное, как доза морфия. Потому-то «делом жизни» мастера становится поиск этой «дозы» (что-то схожее по действию с «волшебными таблетками» NZT в фильме Нила Бергера «Область тьмы»), поиск способов продлить ее действие, создать аналоги. Сольнес цепляется за любую возможность сбежать в Город солнца: сбежать от вечно страдающей жены, от влюбленной дурочки Каи, от помирающего старика Кнута, от воплощения той «самой страшной» юности — Рагнара, от себя нынешнего, в конце концов.
Нынешний Сольнес (Дмитрий Суржиков) — статный, средних лет мужчина типажа Максима Суханова, неуверенный в себе, с массой, как выясняется, скелетов в шкафу, массой комплексов и «фандоринским» заиканием. Еще он — андроид. Как, впрочем, и все, кто его окружает. Герои не раз обнажаются по ходу спектакля, и зритель обнаруживает, что под одеждой у них — тела киборгов, с микросхемами и проводами. На мастере и одежда под стать: кучу проводов на его теле скрывает бесформенный балахон, напоминающий чехол автомобиля, что стоит в салоне в ожидании своего часа. Лишь в Городе солнца его наряд меняется на плотную серебряную мантию.
Одеяние жены Сольнеса, худой светловолосой женщины со строгим лицом, сильно отличается от его: она одета в платье, похожее на наспех скроенный из дорогих лоскутков бальный наряд для любимой куклы. Алина Сольнес (Екатерина Кистень) с ее неконтролируемым чередованием холодного спокойствия и неистовых психических припадков напоминает обезумевшую леди Макбет. Ходящая, как тень, за мужем то с «чучелками» детей, то с пустыми руками, она — подобие призрака, живущего в мире, совсем не похожем на космический мир супруга, — мире кукольном (параллели с ибсеновским «Кукольным домом»). Она, не доигравшая в детстве в куклы, прячущая их от мужа и сокрушающаяся, по сути, только об их (не детей!) смерти в том страшном пожаре, отчаянно пытается реконструировать в этих четырех стенах славный кукольный домик, который себе придумала, так же как Сольнес — Город солнца. Эти двое сумасшедших «строителей» живут в параллельных мирах — мире андроидов и мире кукол (хотя и те, и другие человекоподобны), которые ни разу не соприкасаются. И супруги не соприкасаются: разве что в одной-единственной «постельной» сцене — страстно-механической, какой она была бы, положим, в компьютерной игре «The Sims».
Д. Барихашвили (Хильда), Е. Кистень (Фру Сольнес).
Фото — А. Мантач.
Помощники-лаборанты мастера — Кая Фосли (Полина Снисаренко) и Рагнар Бурвик (Никита Подлесный) — выглядят, как андерсеновские Кай и Герда: светловолосые, хрупкие, с миловидными лицами, в белых одеждах (что-то вроде халатов будущего) молодые люди — один в один «снежные» мальчик и девочка. И эта схожесть с моделью «брат—сестра» очень точно определяет дальнейшие их отношения: хотя по сюжету они собираются обвенчаться, «на деле» ни о каких романтических отношениях нет и речи. Он любит ее по-юношески робко, ненастойчиво; она как собачка бегает за другим — мастером; они (Сольнесы), практически не вмешиваясь, равнодушно наблюдают этот сериал — их, по большому счету, мало что волнует вне их утопий.
Система по-прежнему «работает в штатном режиме». Ровно до тех пор, пока не звучит тревожное «выведена из строя»: к Сольнесам заявляется взбалмошная, не по-скандинавски рыжая (они-то все светловолосые), напоминающая главную героиню мультфильма «Храбрая сердцем» девушка в дорожном платье, похожем на «чехол» мастера, — Хильда Вангель (Дарья Барихашвили).
Огненноволосая гостья стала «деталью», хоть ненадолго объединившей супругов в их эскапистских стремлениях. Она стала личной радостью каждого из них: для фру Сольнес — любимой, будто уцелевшей в пожаре игрушкой, для Мастера — путеводной нитью в матрицу.
Алина, как дитя, радуется присланной в подарок «рыжей куколке», ластится к ней, как котенок, и даже отдает ей одну из детских в своем кукольном доме. Сольнес же с ней осторожен. Девушка, хотя она и становится для него глотком свежего воздуха в этой бескислородной среде, все же — юность. А юность — то, чего мастер боится сильнее всего.
«— Зачем вы пришли?
— За своим.»
Расплата?.. В общем — да. Девушка выставляет мастеру неслабый счет, со всеми позициями (ожиданиями и обещаниями) за те десять лет, которые ждала его в своем, им же построенном когда-то воздушном замке. Недурно бы к счету получить «чаевые» — Город солнца, ведь именно там живет самая дорогая ей игрушка — прежний мастер, такой, каким она знала его десять лет назад, который строил великое и жаждал великого. Реальный ей ни к чему: он, как кукла вуду для средневековой ведьмы — лишь способ достичь желаемого. И его жена — лишь способ. И громкое визгливое «мама!» в моменты «непослушания» кого-либо из обитателей дома — способ. У Хильды в арсенале их немало, чтобы заставить всех играть по своим правилам. И все-таки забрать «свое».
Вместе с этой представительницей юности в дом Сольнесов ворвались энергия, дерзость, смелость, давно забытые супругами, но вместе с этим — и разрушение: невольно покоряясь, потакая прихотям взбалмошной девчонки, они в конце концов утрачивают обе своих реальности. «Сбой системы» — зафиксирует электроника.
К финалу спектакля изможденная Алина в черной греческой тоге, с длинными черными перчатками-манжетами, открывающими только часть плеч, похожая на траурный вариант безрукой Венеры Милосской, будет то исступленно смотреть в пол, то метаться в приступе агонии, то бесцельно слоняться из комнаты в комнату: она давно стала прекрасным безжизненным изваянием, неспособным украсить даже мертвое пространство, не говоря уж о чьей-то жизни. А мастер, призванный создавать и вдыхать жизнь в свои творения, на деле неспособен (да и не хочет) ее оживить. Он уже давно живет одной лишь своей идеей, слепо следуя за ней до самого конца. Сольнес приносит ей в жертву свою жизнь и умирает там, на территории Города солнца — места, где рушатся семьи и судьбы, где воздух соткан из боли и сожаления, где нет даже проблеска счастья, где все заведомо обречено на провал, на смерть и отчаяние — на все то, чего, как утверждала «глупая машина», в этом городе не существует.
Тот, кто умирает в матрице, уже не воскреснет в реальном мире. «Ракета» возвращается из «идеального мира» с одним трупом на борту. Сопровождавшая мастера в путешествии Хильда в серебряном «городском» одеянии, как красивейший ангел смерти, спускается на Землю с нимбом-венком, чтобы, один в один как тот голос, бездушно констатировать: «Мертв». Вместе с ним, как воздушный замок, растворяется Город солнца: не под звуки арфы, как это было у Ибсена, но под звуки ледяного электронного голоса, как заевшая пластинка вещающего что-то о месте бесконечного счастья.